Манул Шрёдингера
( В стиле Чапаева )— …Есть стратегия! — сказал Василий Иванович, с грохотом ставя на деревянный стол, за которым уже сидели внутренние Анка, Петька и Фурманов, чугунок с дымящейся картошкой.
— Стратегия чего, Василий Иваныч? — спросил Петька и закинул ногу на ногу.
— Буржуйская стратегия по порабощению пролетариата методом создания контролируемых общественных конфликтов.
Фурманов аккуратно достал из нагрудного кармана заранее скрученную папироску и прикурил.
— Ну, и в чем же она, товарищ Чапаев?
Чапаев поставил на середину стола три картошки.
— Ну, вот смотрите. Вот тут, значит, Анка, вот тут, справа ты, Петька, а товарищ Фурманов у нас слева. А я буду тут. — Василий Иванович взял солонку и поставил напротив картошек.
— А почему это, Василий Иваныч, ты — солонка, а мы — картошки? — поинтересовалась Анна.
— Потому что вы — рабочий класс, а я — буржуй и гидра империализма. Значит, вот какое дело. Угнетаю я вас — хуже некуда. Вы работаете на меня день и ночь напролет. Все прибавочный продукт создаете в поте своего трудового лица. Мозолистыми руками своими куете мое богатство. Может быть между нами мир, совет да любовь?
— Не может. — Сухо ответил Фурманов. — Не может быть мира между трудом и капиталом.
— От и я так думаю. Не может. — Чапай показал на стол, — Но как же мне быть? Вас-то вон сколько, а я-то — один. Устроите вы забастовку или революцию и отберете у меня, у буржуя, присваиваемый прибавочный продукт. Так, что ли, получается? Против всего народа никому и ничему не устоять. Народ, он, понимаешь — сила!
Чапай грохнул кулаком по столешнице и продолжил:
— А вот скажем, что будет, если я тебе скажу, что Фурманов — гомосексуалист?
Фурманов кашлянул, но возражать не стал — партия могла и не туда назначить.
— Ну, и что? — горячился Петька, — Ну, и что? Он же ведь за наше дело! За пролетариат! За революцию! Чем он мне помешать может? Верно, Ань?
Анна не одобряла нового назначения Фурманова, но тоже понимала, что такое революционная дисциплина.
— Ничем, Петь. Ничем нам Фурманов не помешает.
— Это правильно, товарищи. Потому что ваши интересы с интересом Фурманова никак не пересекаются, потому что находятся в личном интимном пространстве, которое у вас разное. Ну, какие у вас могут быть противоречия? Никаких. Выходит, не удалось мне натравить вас на Фурманова?
— Не удалось. — отвечали Анна и Петр.
— А что если Фурманов на вас в атаку пойдёт? — спросил Чапай и поставил картофелину, обозначавшую Фурманова, между солонкой и двумя остальными картофелинами.
— Какую атаку? — изумилась молодежь.
— Психическую.
Чапай взял солонку и начал солить картошку-Фурманова.
— Например, скажу я ему, что его за человека не считаете. Гей-парадом ему ходить не даете. Это когда люди, сняв штаны и извалявшись в перьях, бегают по улице, а все должны им говорить, что они нормальные и правильно делают, а иначе будет значить, что вы их за нормальных не считаете и враждебно к ним относитесь.
После паузы Анка поинтересовалась:
— А это разве нормально? Вдруг дети увидят…
— Кстати о детях! А еще я придумаю такую штуку, что всем детям обязательно будет рассказывать, что вот это вот всё — не срамота, а самая что ни на есть нормальная жизнь. И жениться этим мужикам разрешу и детей усыновлять. И воспитывать в своей эстетике.
То, что гомосексуальная эстетика и гетеросексуальная противоположны — понятно. То, что вам кажется красивым — не кажется красивым им, а то, что нравится им — вам покажется отвратительным, известно. Это механизм выживания вида, заложенный в нас эволюцией, который требует от нас оценивать мужчину как товарища, а женщину как хранительницу очага и мать потомства.
Не один раз уже об этом было говорено. Но вы лучше посмотрите, как изящно удалось решить мне мою проблему — стоило всего-навсего права, относящиеся к частной жизни, распространить на общественное пространство! От вас под предлогом признания равноправия требуют не непрепятствия, а соучастия. От вас требуют не признания прав других, а отказа от своих. От права не участвовать в чужих сексуальных ритуалах, от права не сопереживать и не одобрять чужой и чуждой вам эстетически сексуальности. Вас просто-напросто ритуально насилуют. И из права человека на частную жизнь получилось привилегированное агрессивное меньшинство, угнетающее большинство. Я лишил вас союзника! — на этом месте Василий Иванович взял щедро посоленную картофелину-Фурманова и откусил от нее кусок, — и создал конфликт, который в ваших глазах затмил тот конфликт, что у нас был до этого — конфликт из-за прибавочной стоимости. И это всё несмотря на то, что что вам, как и гомосексуалистам — нечего терять, кроме своих цепей. Только что вы готовы были сражаться за равенство против меня, а сейчас я возглавляю борьбу за равенство против вас.
— Василий Иванович! А как же нам тогда с гомосексуалистами быть? Они нам кто? Мы за них или против? — Петька явно был взволнован.
— А Ленин за кого был? — хитро прищурился Чапай.
— За интернационал. — ответил Фурманов, туша докуренную папиросу.
— Вот и мы — за него же.
Вот и я — за него. Нечего нам делить и незачем грызть друг другу глотки.
Утащил из ЖЖ у юзера ne_ilupin.
— Стратегия чего, Василий Иваныч? — спросил Петька и закинул ногу на ногу.
— Буржуйская стратегия по порабощению пролетариата методом создания контролируемых общественных конфликтов.
Фурманов аккуратно достал из нагрудного кармана заранее скрученную папироску и прикурил.
— Ну, и в чем же она, товарищ Чапаев?
Чапаев поставил на середину стола три картошки.
— Ну, вот смотрите. Вот тут, значит, Анка, вот тут, справа ты, Петька, а товарищ Фурманов у нас слева. А я буду тут. — Василий Иванович взял солонку и поставил напротив картошек.
— А почему это, Василий Иваныч, ты — солонка, а мы — картошки? — поинтересовалась Анна.
— Потому что вы — рабочий класс, а я — буржуй и гидра империализма. Значит, вот какое дело. Угнетаю я вас — хуже некуда. Вы работаете на меня день и ночь напролет. Все прибавочный продукт создаете в поте своего трудового лица. Мозолистыми руками своими куете мое богатство. Может быть между нами мир, совет да любовь?
— Не может. — Сухо ответил Фурманов. — Не может быть мира между трудом и капиталом.
— От и я так думаю. Не может. — Чапай показал на стол, — Но как же мне быть? Вас-то вон сколько, а я-то — один. Устроите вы забастовку или революцию и отберете у меня, у буржуя, присваиваемый прибавочный продукт. Так, что ли, получается? Против всего народа никому и ничему не устоять. Народ, он, понимаешь — сила!
Чапай грохнул кулаком по столешнице и продолжил:
— А вот скажем, что будет, если я тебе скажу, что Фурманов — гомосексуалист?
Фурманов кашлянул, но возражать не стал — партия могла и не туда назначить.
— Ну, и что? — горячился Петька, — Ну, и что? Он же ведь за наше дело! За пролетариат! За революцию! Чем он мне помешать может? Верно, Ань?
Анна не одобряла нового назначения Фурманова, но тоже понимала, что такое революционная дисциплина.
— Ничем, Петь. Ничем нам Фурманов не помешает.
— Это правильно, товарищи. Потому что ваши интересы с интересом Фурманова никак не пересекаются, потому что находятся в личном интимном пространстве, которое у вас разное. Ну, какие у вас могут быть противоречия? Никаких. Выходит, не удалось мне натравить вас на Фурманова?
— Не удалось. — отвечали Анна и Петр.
— А что если Фурманов на вас в атаку пойдёт? — спросил Чапай и поставил картофелину, обозначавшую Фурманова, между солонкой и двумя остальными картофелинами.
— Какую атаку? — изумилась молодежь.
— Психическую.
Чапай взял солонку и начал солить картошку-Фурманова.
— Например, скажу я ему, что его за человека не считаете. Гей-парадом ему ходить не даете. Это когда люди, сняв штаны и извалявшись в перьях, бегают по улице, а все должны им говорить, что они нормальные и правильно делают, а иначе будет значить, что вы их за нормальных не считаете и враждебно к ним относитесь.
После паузы Анка поинтересовалась:
— А это разве нормально? Вдруг дети увидят…
— Кстати о детях! А еще я придумаю такую штуку, что всем детям обязательно будет рассказывать, что вот это вот всё — не срамота, а самая что ни на есть нормальная жизнь. И жениться этим мужикам разрешу и детей усыновлять. И воспитывать в своей эстетике.
То, что гомосексуальная эстетика и гетеросексуальная противоположны — понятно. То, что вам кажется красивым — не кажется красивым им, а то, что нравится им — вам покажется отвратительным, известно. Это механизм выживания вида, заложенный в нас эволюцией, который требует от нас оценивать мужчину как товарища, а женщину как хранительницу очага и мать потомства.
Не один раз уже об этом было говорено. Но вы лучше посмотрите, как изящно удалось решить мне мою проблему — стоило всего-навсего права, относящиеся к частной жизни, распространить на общественное пространство! От вас под предлогом признания равноправия требуют не непрепятствия, а соучастия. От вас требуют не признания прав других, а отказа от своих. От права не участвовать в чужих сексуальных ритуалах, от права не сопереживать и не одобрять чужой и чуждой вам эстетически сексуальности. Вас просто-напросто ритуально насилуют. И из права человека на частную жизнь получилось привилегированное агрессивное меньшинство, угнетающее большинство. Я лишил вас союзника! — на этом месте Василий Иванович взял щедро посоленную картофелину-Фурманова и откусил от нее кусок, — и создал конфликт, который в ваших глазах затмил тот конфликт, что у нас был до этого — конфликт из-за прибавочной стоимости. И это всё несмотря на то, что что вам, как и гомосексуалистам — нечего терять, кроме своих цепей. Только что вы готовы были сражаться за равенство против меня, а сейчас я возглавляю борьбу за равенство против вас.
— Василий Иванович! А как же нам тогда с гомосексуалистами быть? Они нам кто? Мы за них или против? — Петька явно был взволнован.
— А Ленин за кого был? — хитро прищурился Чапай.
— За интернационал. — ответил Фурманов, туша докуренную папиросу.
— Вот и мы — за него же.
Вот и я — за него. Нечего нам делить и незачем грызть друг другу глотки.
Утащил из ЖЖ у юзера ne_ilupin.
@темы: И Л'ьенин такой молодой, Смехуёчки в Серьёзных Темах, Шпили Небесного СССР, Прогрессорский Корпус
В ряде пунктов программы партии поднимается тема прав сексуальных и гендерных меньшинств. Как говорится в программе, представители ЛГБТ-сообщества подвергаются дискриминации и часто становятся жертвами преступлений на почве ненависти. ЛГБТ-организации рассматриваются в программе как прогрессивные силы, союзническая роль которых постоянно возрастает. По мнению компартии, ультраправые используют гомофобию и нападки на геев, чтобы внести раскол в оппозицию. Как утверждает программа, с помощью «ложных понятий „морали“ и „семейных ценностей“ правые эксплуатируют гомофобные настроения», пытаясь получить союзников в среде рабочего класса и других социальных слоёв. Подчеркивая, что гомофобия была «главным орудием атаки на демократию во времена маккартизма», программа призывает бороться с нарушениями прав сексуальных и трансгендерных меньшинств.
з.ы. Хотел написать длинную простыню про имеющую место в текте подмену понятий и т.д., но лень.
з.з.ы. Любая партия, записывающая в "классово близкие" и прочие стратегические союзники говно рода человеческого -- сама является говном.
Если комми не могут этого понять, то своё место на свалке истории они заслужили.
Да. И отводят внимание от реальных проблем. Но с и фразой "вынос гомосексуальности из кровати в политику есть признак говна рода человеческого". я тоже, пожалуй, соглашусь.
"В изначальной задаче" имеет место подмена понятий, т.к. никакого "единства" по факту давно нет. "ЛБГТ-сообщество" уже существует и действует как политическая сила -- т.е. гомосексуализм уже является ключевым элементом известной группы нынешних политических доктрин. При этом, идеологи этих доктрин (и лидеры ЛБГТ-сообщества), как правило, не принадлежат ни к рабочему классу, ни к крестьянству, ни к крупной буржуазии, а следовательно -- преследуют собственные политические цели, отличные от целей прочих классов. Напоминать тебе о том, что классовая борьба не является единственной или, хотя бы, ведущей составляющей политики, думаю, излишне: коммунисты должны были усвоить это если не в 1939-м, то никак не позднее 1941-го года.
А теперь сам подумай -- на чью политическую мельницу льёт воду процитированная тобою запись, когда при помощи некоей изначально неверной аналогии отводит взгляд читателя от реального положения дел и переключает внимание на классовую борьбу.
Вот бля... Никогда бы не подумал. При всей моей "любви" к коммунизму во всех его изводах, классовую борьбу для общества ўцэлом всегда считал гораздо более реальной и существенной, чем гендерные проблемы. А тут... "О така хуйня, маляты!" (с)
Но смотри, мы согласны в основном.